Маша Лукашкина.
— Он не поёт, потому что один, — повторяла Света.
— И пусть, — всякий раз отзывался Вовка.
Кенар действительно не пел, зато как хорошо было распахивать перед ним дверцу клетки — пусть летает по комнате! И лишь Вовке разрешал Чик этот трюк: садился на протянутый ему палец как на жёрдочку, не пугался, если тот брал его в пригоршню. Светке обидно было, но виду она не показывала, только улыбалась снисходительно.
— Он не поёт, потому что один, — повторяла Света. – Чику нужна подружка – Пика.
И дождалась: в один из свободных дней мама отправилась с ней и Вовкой на Птичку. Продавцы птиц держались стайкой, в стороне от собак и кошек. Вовке глянулась белая канарейка с чёрным росчерком на грудке, — будто кто-то начал писать слово, да передумал и перечеркнул, чтобы никто не прочитал.
– Помарка, – заметил стоящий рядом дяденька. Судя по всему, он понимал в птицах куда больше, чем они.
– Помарка? – удивилась мама. – Это её имя?
– Помарка – недостаток, то есть брак, – охотно объяснил дяденька. – Такую канарейку держать – только породу портить.
– Почему, – вступился за «помарку» продавец. – Если вам нужен друг дома, берите как раз эту. Недорого.
– Мам… – у Вовки даже дыхание перехватило. – Давай её купим…
Всё в этой птице для него сошлось, даже имя. Помарка, помарки – за них его в школе и ругать перестали, лепя ему тройки.
– Чику не понравится белая, — сказала Света. — Он же оранжевый. Вот такой. — И кивнула в сторону продавца красных роллеров.
Всю обратную дорогу Вовка молчал, так велико было его разочарование. В том, что выбранная мамой и Светкой Пика не понравится Чику, он ни капельки не сомневался. Однако тут Вовка ошибся.
Рассказать кому — не поверят. Чик, глянув через плечо на Пику, разжал коготки, сжимающие металлические прутья клетки, и упал на спину. Правда — лишился чувств. Минуту или две лежал он, прикрыв глаза…
Всё же волновались они напрасно, Чик отряхнулся, взлетел на жёрдочку. И пусть со временем оказалось, что Пика вздорная и глупая, пусть Пика пищала противным голосом своё неизменное «пи-пи-пи», Чик любовно чистил ей пёрышки… А когда Света рассаживала птиц, ставя одну клетку на другую, Чик, не видя подруги, принимался петь. Только ради Пики. Пел он с закрытым клювом, сильно надувая горло.
Светка принесла домой диск с голосами кенаров — мастеров, виртуозов, солистов, — чтобы самоучка Чик перенял у них какие-то коленца. Светка накидывала на клетку Чика одеяло, чтобы Чик в темноте молчал и слушал. Светка стучала по клетке, если Чик срывался на хриплые рычки, треск или выкрики… А Вовка страдал. Однажды он сунул поющему Чику палец сквозь прутья клетки — и тот ущипнул его, приняв за лазутчика, что проник на его территорию. И даже прежнее имя кенара произносить стали по-другому: не Чик, а Чика, — как бы привязав накрепко к подруге.
Чик… Вовка к нему охладел, вспоминая об отвергнутой белой канарейке… Не грустит она? Хорошие ли ей достались хозяева?.. Однако выпускать из клетки Чика он не забывал. Пусть летает по комнате! Только в эти моменты Чик казался ему прежним Чиком.
Так бы всё и катилось, если бы не случай. Приключился он в один из последних для зимы дней, когда снег ещё лежит, а солнце светит вовсю, как бы по-летнему. На душе у Вовки было празднично. Уроки кончились, и до прихода Светки оставался час — час вольной жизни, без понуканий и споров о том, обязательно ли мыть за собой посуду. Не снимая куртки, подошёл он к клетке, отворил дверцу… Чик сделал один круг по комнате, другой — и вылетел в открытую форточку. Вовка замахал руками и бросился к окну.
Чика он приметил не сразу, а только задрав вверх голову — такой высокой была ель, что росла перед окном. На самой её верхушке виднелось оранжевое пятнышко. В том, что это был Чик, сомневаться не приходилось.
Как Вовка перемахнул через два лестничных пролёта и выбежал во двор, он и сам не заметил. Однако дверь запереть не забыл — тем самым ключом, что мама повесила ему на шею.
Прошло пять… десять… а потом и пятнадцать, и двадцать минут. Чик всё так же сидел на верхушке дерева, а Вовка стоял под ним и плакал. Чик, как упущенный воздушный шарик, покидал его навсегда. И самое ужасное было в том, что безрассудный Чик и представления не имел об опасностях, которые подстерегают его… Чик не знал, что за птицами охотятся вороны и бездомные кошки, и что ночью случаются заморозки, и что никто не угостит его зерном и льняными семечками…
— Ты чего? — Светка трясла брата за плечи.
— Чи-ик… — Вовка всхлипнул и пальцем показал сестре на кенара. Светка постояла секунду или две и припустила по дорожке, ведущей к подъезду.
— Ты куда? — растерялся Вовка.
— За Пикой! — крикнула на бегу Светка.
Вернулась она на удивление быстро. Встала, держа клетку с Пикой на вытянутых руках, под ель.
— Чика! Чика! — наперебой звали они с Вовкой. Чик не двигался с места.
Надежды на Пику не оправдывались — Чик её просто не видел. А потревоженная Пика молчала и лишь поворачивала голову — то вправо, то влево.
— Пой! — Вовка, запустив руку в клетку, дёрнул Пику за хвост. Та, по своему обыкновению, запищала. «Пи-пи-пи…»
«Чк-чк-чк-чк…» — тут же раздался в ответ знакомый запев Чика. — «Чк-чк-чк-чк… Фьють! Фьють! Фьють!.. Тка-тка-тка!..»
Так хорошо Чик прежде не пел никогда. Голосисто, чисто, без единой помарки. Наверно, он распевал о том, как ему хорошо на воле, как радостно. И о солнце в небе, и о своей любви к ней — Пике…
Вокруг стали собираться люди. Задрав голову, они глядели на верхушку ели и отчего-то смеялись… Вовка снова дёрнул Пику за хвост. Чик вспорхнул с верхушки и опустился на ветку пониже… Посидел на ней — и снова, повинуясь голосу Пики, чуть приблизился к земле…
Время текло медленно. Не спеша, Чик спускался всё ниже и ниже, словно вешая оранжевую гирлянду на ель, начав с верхушки. Наискосок влево — наискосок вправо… И снова: наискосок влево — наискосок вправо…
Как Вовка радовался сейчас, что у его сестры решительный характер. Она сказала — и люди, окружившие ель, отошли подальше, чтобы не смущать кенара. До нижней ветки рукой дотянуться было нельзя — высоко… Думая об этом, волновались все. Можно ли угадать, как поведёт себя птица, когда веток в её распоряжении не останется?..
В решающий момент Вовка сделал шаг вперёд и протянул Чику указательный палец. Чик подумал-подумал и слетел на него, как на веточку. Дальше сдерживаться Вовка не мог. Схватив Чика, он быстро сунул его в клетку и перевёл дух.
Домой Вовка и Света возвращались, шагая в ногу, гордые и счастливые, как солдаты, что бок о бок сражались до последнего, — и победили. Вовка весело постучал пальцем по клетке. Птицы не обратили на него внимания, занятые друг другом. Но странное дело! — Вовку это не задело. Новыми глазами глядел он на Чика и его подружку. Старая обида отпустила его…
Выйдя из лифта, Света принялась шарить в карманах, не находя ключа.
— Ты его в двери забыла, — прошептал Вовка, не веря своим глазам. Чтобы аккуратная и правильная Светка ошиблась, допустила промашку… Ну и ну.
Удивилась и Света. Вытащила из замка ключ, посмотрела на Вовку.
«Вот так делать нельзя», — хотела сказать она, но передумала. И только рукой махнула.